Цусима - Страница 202


К оглавлению

202

Остроглазый и суетной сигнальщик, обрадовавшись, докладывал старшему офицеру:

— Они самые, ваше высокоблагородие. Я их ночью еще признал. Выходит — напрасно сомневались.

Блохин сдвинул фуражку на затылок, обнажив большой лоб, и по своей постоянной привычке произнес:

— Н-да!

Потом поморщил мясистый нос и, повернувшись к командиру, заговорил, растягивая фразы:

— Я все-таки утверждаю, Иван Николаевич, что за нами ночью шли три корабля, а теперь осталось только два. Куда, однако, исчез третий?

Командир быстро ответил:

— Это меня мало интересует. Важно то, что противника пока нигде не видно. Может быть, доберемся до Владивостока.

С востока, со стороны японских островов, ширился и разливался рассвет. Небо было спокойное. Тихо зыбилось море, розовея на гребнях. Вдали на горизонте увидели еле заметный дымок. Чей это шел корабль? Вскоре «Бедовый» семафором передал на крейсер депешу, полученную им по беспроволочному телеграфу: «Уменьшить ход для присоединения «Буйного» и снятия адмирала».

4. Штаб мечтает о плене

Накануне вечером, когда адмирал Рожественский находился уже на «Буйном», Баранов получил приказ разыскать флагманский корабль и снять с него штаб. Это означало, что нужно спасти остальных членов штаба, оставшихся на погибающем корабле. Но Баранов такой приказ понял по-другому, полагая, что с «Суворова» никого еще не сняли. Конечно, «Бедовый» не нашел флагманского корабля и все крутился около легких крейсеров, стараясь держаться подальше от поля сражения. И вдруг теперь, 15 мая утром, получилась такая загадочная телеграмма — снять адмирала! А главное, в ней ничего не говорилось, какого адмирала: Рожественского или Небогатова? А может быть, Фелькерзама? От такой неожиданности командир «Бедового» только крякнул. Что будет, если это окажется сам командующий? И на какое судно он захочет пересесть? Баранов забегал по мостику, засуетился, восклицая:

— Вот тебе раз! Вот так сюрприз! Хорошо было бы, если бы это оказался Небогатов или Фелькерзам. Ну, а как тот? О, нет, нет! Дай бог, чтобы это был другой адмирал, но только не Рожественский!..

Крейсер «Дмитрий Донской» и миноносцы «Бедовый» и «Грозный» постепенно сближались с «Буйным».

В это время командир Коломейцев спустился в свою каюту к адмиралу:

— Ваше превосходительство, разрешите доложить вам, что на вверенном мне миноносце машина повреждена, котлы, питавшиеся забортной водой, обросли солью, уголь на исходе. При таких условиях я ни до какого нашего порта дойти не могу. А потому я решил предложить вам, не пожелаете ли вы перейти на «Донской»?

Адмирал, слушая командира, отвел черные глаза в сторону, словно боялся встретиться с его взглядом, и тихо спросил:

— При нем ведь есть и миноносцы?

— Так точно, ваше превосходительство, — «Бедовый» и «Грозный», — отчеканил Коломейцев.

Адмирал что-то соображал и не сразу промолвил:

— Нет, я лучше перейду на «Бедовый», если, конечно, на нем все исправно и достаточно имеется угля.

— Есть!

Коломейцев вышел из каюты и поднялся на мостик. С «Буйного», когда подошли к «Бедовому» совсем близко, спросили голосом:

— Сколько у вас имеется угля и какой можете развить ход?

На мостике «Бедового» появился вызванный инженер-механик Ильютович. Это был невзрачный человек, низенький, коренастый, с большим носом, с темно-рыжими усами, свисающими вниз, как две сосульки. Обыкновенно он быстро сходился с людьми, любил побалагурить, играя при этом легкомысленными глазами. Но теперь он был мрачен и, разговаривая с ненавистным командиром, смотрел вниз, словно заинтересовался его начищенными ботинками. Баранов, посоветовавшись с ним, зычно крикнул на «Буйный».

— Угля имею сорок девять тонн! Для экономического хода хватит его на двое суток! Могу дать и полный ход — двадцать пять узлов!

С «Буйного» снова спросили:

— Во сколько времени можете достигнуть Владивостока?

— В полтора суток, — ответил Баранов.

Такие же вопросы задавали и «Грозному» и также получили удовлетворительные ответы. Но штабные чины во главе с адмиралом почему-то все-таки решили пересесть на миноносец «Бедовый». Все четыре судна стояли с застопоренными машинами, покачиваясь на мертвой зыби. Крейсер «Донской» получил по семафору приказ спустить шлюпки. Баркас и гребной катер моментально очутились на воде. Катер пристал к правому борту «Буйного» для снятия адмирала и его помощников. Но прошел целый час, прежде чем вынесли командующего наверх. Тем временем баркас, приставая к противоположному борту, занялся переправой на крейсер ослябской команды, сильно переполнившей миноносец.

Баранов все время находился на мостике своего миноносца и взволнованно приставлял к глазам бинокль. Вид у командира был крайне растерянный. В девять часов катер под взмахами весел, начал приближаться к борту «Бедового». Теперь никаких сомнений не было: перевозили самого Рожественского, который лежал на носилках. Его трудно было узнать, но вместе с ним находились чины его штаба: флаг-капитан капитан 1-го ранга Клапье-де-Колонг, флагманский штурман полковник Филипповский — тот и другой с повязками на голове; заведующий военно-морским отделом, капитан 2-го ранга Семенов, старший флаг-офицер лейтенант Кржижановский и другие. Баранов, спустившись с мостика, помчался к трапу с такой поспешностью, как будто за ним гнались с ножом. Лицо его то бледнело, то покрывалось красными пятнами, а губы, силясь что-то сказать, судорожно кривились. Он ясно отдавал себе отчет: если раньше Рожественский ему покровительствовал, то вчерашняя его проделка едва ли будет прощена. Ведь он так изменнически покинул своего командующего и считал его уже мертвым. А на самом деле адмирал оказался жив и смотрит с носилок прямо на него в упор сверлящим черным глазом.

202